Один триллион долларов - Страница 115


К оглавлению

115

Он почувствовал, как под ногами у него пошли первые трещины.

* * *

Маккейн, как всегда, вставал до прихода почтальона и забирал газеты, уже выходя из дома, чтобы прочитать их в офисе.

В это утро, глянув на заголовки, он остановился и прочитал первую страницу на ступенях крыльца. И тут же перечитал снова.

Швейцарское банковское объединение SBC и Швейцарское банковское общество произвели слияние. Новый банк назывался United Bank of Switzerland (UBS), достигал балансового итога восемьсот миллиардов долларов и управлял состоянием в размере полутора триллионов долларов. Таким образом, UBS становился крупнейшим в мире банком.

В статье со всей определенностью говорилось, что соответствующие переговоры велись уже давно, но к ускоренному завершению пришли лишь под давлением постоянного расширения концерна Фонтанелли.

В это утро соседи Маккейна впервые услышали, как он взревел от бешенства в полный голос.

27

Таким разъяренным Джон Маккейна еще не видел.

– Вот! – крикнул тот, швырнув ему газету и топая по кабинету, как загнанный зверь. – Они заключили союз против нас!

Джон взял газету. Опять слияние. Вчера United Bank of Switzerland, сегодня объединились Mobil Oil и Texaco. Опять на том основании, что лишь таким образом можно что-то противопоставить доминирующему на рынке Fontanelli Enterprises.

– И антимонопольные органы дали им на это добро! – кипел Маккейн. – Те же самые антимонопольные органы, которые встали у нас поперек пути, когда мы хотели купить Texaco. Да от этого вонь за версту!

– Мы хотели купить Texaco? – удивился Джон. – А я и не знал.

Маккейн запнулся, потом махнул рукой.

– Интермеццо давностью в несколько дней. Зачем мне обременять вас этим? – Он сжал кулак. – Америка. Проклятье! У нас пока руки до них не дошли, но мы еще дадим жару этим типам в Вашингтоне.

– Вы говорите о демократически избранном правительстве. – Джон почувствовал, как у него напряглась спина. И голос прозвучал холоднее и дистанцированнее, чем он ожидал. – В Северной Дакоте и Миннесоте есть парни, которые строят себе в лесах хижины, вооружаются до зубов и клянут правительство. Так же и вы.

Маккейн ничего не ответил, только пронзительно посмотрел на него – так, будто в глаза у него был инсталлирован рентгеновский аппарат. Он медленно разжал кулак, опустил руку и так же медленно пошел к окнам, и где-то на середине пути ярость, переполнявшая его, куда-то исчезла, растворилась в воздухе.

– Джон, – сказал он тоном, похожим на удар хлыста. – Вы все еще не поняли, что поставлено на кон. Иначе бы вы не приводили такие смехотворные сравнения. – Он повернулся. – Таких людей, как ваши парни в Северной Дакоте, я знаю. И все их песни. Они считают, что дальше так продолжаться не может. И если все рухнет, они хотят иметь надежную крепость, в которой смогут жить. Крепость, которую они будут защищать с оружием в руках. Их позиция такова: к черту остальной мир, лишь бы выжили мы!

Джон мрачно кивнул:

– Правильно.

– Но правительства, – продолжал Маккейн, – демократически выбранные правительства – того же поля ягода! Кто их выбрал? Народ! Правительства выступают за интересы народа. А большинство народов живет по принципу: черт с ними, с другими, лишь бы нам было хорошо.

Джон открыл рот, но не знал, что сказать. Он только хмыкнул, злясь на себя, что ненаходчив в такого рода разговорах.

– А мы работаем над тем, чтобы из сильной позиции направить ход вещей в нужное русло. Мы же ничего не хотим для себя. У нас есть больше, чем достаточно. Вы же понимаете: мы настолько благополучны, что подозрение, что мы хотим разбогатеть, вообще не возникает. И наши намерения подчинены абсолютно рациональным критериям. В первую очередь мы получим в свое распоряжение компьютерную модель мира, самую подробную, какая только есть. С ее помощью мы сможем просчитать последствия любого шага, принимая во внимание все взаимодействия с остальным миром. Мы сможем обосновать любое из наших решений. И единственной мерой всего станет выживание человечества, наилучшее самочувствие для наибольшего числа людей. – Маккейн встал перед ним, подняв руки к груди заклинающим жестом. – Неужто вы не понимаете, что любой вид чьих-то групповых интересов – наш враг? Неважно, правительства то, профсоюзы, объединения лоббистов – все они имеют в виду только выгоды своей группы. Они выступают против несправедливости – в свою пользу! Вы понимаете?

Джон невольно отступил на шаг. Находиться так близко к Маккейну – все равно что встать на пути двадцатитонного локомотива. Но то, что он сказал, было не лишено своей внутренней логики.

– Так я на это еще не смотрел, – с неохотой признал Джон.

– Мне это ясно.

– Я не пропустил ни одних выборов. По крайней мере пока жил в Нью-Йорке. Мой дед учил меня не пренебрегать избирательным правом. Мол, многие погибли за то, чтобы я мог избирать. Он тогда…

– …сбежал от Муссолини, я знаю. И он был прав, ваш дед. Демократия – великое достижение, кто же спорит. Но не все могут себе ее позволить! – Маккейн набрал воздуха, отступил на шаг и посмотрел на Джона, как бы прикидывая, чего от него можно требовать, а чего нет. – Вам не понравится то, что я сейчас скажу.

– И то, что уже сказали, не очень понравилось.

– Куда деваться. Таков мир. Когда запахнет жареным, не до пространных рассуждений. В тяжелые времена нужен человек, способный взять командование на себя. Вождь. Знаете ли вы, откуда взялось слово «диктатор»? Из латыни. В Древнем Риме в критической ситуации на ограниченное время выбирали властителя, приказам которого подчинялись, не рассуждая. Это был диктатор. Когда возникает опасность, демократия отходит в сторону. Всегда, во все времена. Взгляните на историю непредвзято, и вы увидите, что я прав.

115