Один триллион долларов - Страница 150

150

– Проваливайте отсюда! – прикрикнул Балабаган на Джона. – Понятно, нет? У меня сейчас нет времени.

Джон смотрел на него, на покосившийся дом, слышал крик, отдающийся во всех закоулках его памяти. Он беспомощно оглянулся на остальных.

– Джон, – Патрисия просунулась между передними сиденьями. – Спросите его, может, его жену надо отвезти в больницу?

– Почему вы так решили?

– Она же кричит. Так кричит только женщина в родовых схватках.

* * *

Вскоре они ехали в Ломиао, ближайший город, где была больница. Марко гнал, насколько позволяли поршни и дороги, Джон и Бенино теснились на пассажирском сиденье, Патрисия и супружеская пара Балабаган – на заднем сиденье. Женщина обливалась потом, стонала, учащенно дышала, а живот у нее был такой, что одна могла заполнить все заднее сиденье. Выбоины и колеи на дороге были для нее сущей пыткой.

Через пятьдесят миль наконец показались окраины города, дико разросшиеся трущобы из волнистой жести, кишащие людьми, рекламными плакатами, велосипедами и мопедами. Балабаган нагнулся вперед и подсказывал, куда ехать, пока они наконец не добрались до здания, в котором безошибочно угадывалась больница. Скупщик рыбы побежал в приемный покой, его жена, мертвенно бледная, лежала на сиденье и непрерывно бормотала молитву, схватившись за живот. Патрисия поддерживала ее голову, и все в нетерпении смотрели в сторону широкой двери, откуда в любую секунду должны были выбежать врачи и медсестры.

– Наконец-то, – вырвалось у Марко, когда створка двери шевельнулась, но оттуда показался только отчаявшийся Балабаган, лепеча:

– У меня не хватает денег… Они не возьмут ее, если я не заплачу…

Джон полез в карман.

– Сколько нужно?

– Это стоит 650 песо, а у меня только 500.

– Вот десять долларов. Они здесь берут доллары?

– Не знаю. Я спрошу. – Он дрожал, снова входя в больницу, но, видимо, доллары приняли, поскольку тут же появились две медсестры с носилками и помогли роженице выбраться из машины.

Больницы во всем мире выглядят одинаково, думал Джон. Они припарковали машину немного дальше и теперь сидели в приемном покое в надежде, что либо появится Балабаган, либо кто-нибудь принесет весть, что происходит.

– Меня удивило, – сказал Джон Патрисии, – что вы знаете, как женщина кричит в родах.

Она весело приподняла брови, фото которых украшали любой парфюмерный магазин на земле.

– Что же в этом удивительного?

– Глядя на вас, не скажешь, что вы можете это знать.

– А что скажешь, глядя на меня?

– Ну… Вы должны быть выше таких вещей.

Она вздохнула.

– Неужто вы думаете, что де-Бирс моя настоящая фамилия? Меня зовут Патрисия Миллер, и я выросла в штате Мэн, самом унылом месте. У меня четыре младших сестренки, все они родились дома, все зимой и все ночью, еще до того, как успевала приехать акушерка. Я стараюсь избегать таких вещей, но я не могу быть выше их.

– Ах, вон что, – сказал Джон и почувствовал себя ужасно глупо.

Вскоре появился смущенный Джозеф Балабаган, комкая в руках свою бейсболку с надписью New York Yankees.

– Мне очень жаль, что я был с вами так невежлив, – сказал он и виновато сглотнул, – тогда как вас ко мне послало само небо, как я теперь понял… – Он кусал губы, делал резкие, неловкие жесты правой рукой, как будто отбрасывая что-то от себя. – Этот мопед! Он сведет меня с ума! Всегда, когда он нужен, он ломается. Надо его выкинуть. Да, я его выкину.

– Что с вашей женой? – спросила Патрисия.

Он обмахивался руками.

– Они говорят, уже лучше. Они говорят, еще три дня. А мне можно отправляться домой…

Смешанное чувство довольства и беспокойства наполняло Джона. Довольство, что своим внезапным появлением смогли помочь отчаянному положению женщины, а беспокойство – поскольку муж этой женщины был тот, кого он искал, но он совсем не соответствовал тому образу, который он составил себе по рассказам рыбаков. Балабаган не был ответом на его вопрос. Пусть он использовал рыбаков как свою добычу, но он сам был лишь звеном в цепи кормления. Они продвинулись на шаг дальше по паутине, но до самого паука они так и не добрались.

Он велел скупщику рыбы сесть и объяснил ему то, что они узнали о практике глушения рыбы динамитом на острове Панглаван, а также о практике кредита для рыбаков. По мере того как Джон говорил, Джозеф Балабаган становился все смиреннее, а когда речь зашла о динамите, испуганно огляделся.

– Послушайте, – тихо сказал он. – Что вы от меня хотите? Я только пытаюсь прокормить мою семью. Мне приходится требовать назад восемь песо за те пять, что я ссужаю, потому что большинство так и так никогда не возвращают долги. Что я должен делать? Я же не могу раздаривать свои деньги. И больше платить за рыбу тоже не могу, потому что иначе ничего не заработаю. О, мне так часто приходится покупать у них уже несвежую рыбу; я кладу ее в лед и надеюсь, что на рыбзаводе ничего не заметят. Но они часто замечают, и с меня вычитают деньги, и кто мне это возместит? Никто. Вы же видите, что я не богач. Будь я богаче, разве бы я довольствовался мопедом, который всегда ломается? Разве бы я просил у вас деньги на больницу?

– А откуда берется динамит? – спросил Бенино Татад.

Балабаган пожал плечами.

– Беру у одного полицейского. Я плачу ему и его шефу. Я продаю его рыбакам, которым он необходим. Он им необходим, потому что они хотят ловить больше; вот так. Ведь каждому хочется заработать больше.

– Вы знаете о том, какой вред наносит динамит коралловым рифам? – прошипел Бенино. – И что он разрушает основы пропитания рыбы?

150