Один триллион долларов - Страница 154


К оглавлению

154

34

Наконец они доставили его назад, на борт яхты. Как-то он продержался ночь и утро, а потом снова пожелал сойти на берег, потому что у него остались там дела. Они отвезли его на мотоботе в Туай, где все еще стоял джип, и спросили, не понадобится ли он еще. Нет, отрицательно покачал он головой, можете снова погрузить его на яхту. Они заикнулись о том, что «Прорицание» слишком большое судно, чтобы причалить сюда, на что он лишь кивнул, у него все болело внутри, да, яхта действительно слишком велика для одного человека. И пока они буксировали машину на мотобот, он тяжелыми шагами побрел вверх по дороге, которая представляла собой просто утрамбованную землю с втоптанными в нее камешками и вела к рыночной площади, хотя бы заасфальтированной, посмотрел на высокую церковь, постоял перед нею с таким ощущением в горле, будто там застрял крик, который не может вырваться, и в конце концов направился к дому скупщика рыбы.

Джозеф Балабаган сидел на ящике и смотрел на мальчика, который разбирал мотор мопеда. Заметив Джона, он вскочил и пошел ему навстречу. Он сказал, что звонил в больницу, у его жены все хорошо, и сегодня вечером он туда снова поедет, в крайнем случае на автобусе, если не удастся починить мопед, и он еще раз поблагодарил его за все, что он для него сделал.

Джон подошел с ним вместе, кивнул мальчику, который ему вежливо улыбнулся, пальцы перепачканы в мазуте. Рыботорговец послал одну из дочерей принести стаканы и достал из ящика со льдом две бутылки кока-колы. Джон сел на стул, который ему предложили, достал чековую книжку и шариковую ручку, которая, хоть с виду и не скажешь, стоила больше, чем все имущество Балабагана.

– Сколько у вас долгов? – спросил он.

Балабаган выпучил глаза.

– О нет, – выдавил он из себя. – Это… это я не могу…

Джон только смотрел на него, чувствуя себя глухим и раненным изнутри, и сказал:

– Мистер Балабаган, я самый богатый человек на земле. Вы мне помогли, теперь я хочу вам помочь. А вам нужна помощь, потому что своими силами вам никогда не расплатиться за этот кредит. Итак?

Рыботорговец смотрел перед собой, на лице его читалась борьба, пока одна сторона в конце концов не одержала победу – видимо, инстинкт выживания. Он тихо назвал сумму, и Джон, без усилий пересчитав ее в доллары, написал вдвое большее число, вырвал чек и отдал ему.

– Было бы хорошо, если бы вы больше не продавали динамит, – сказал он.

– Но… – начал Балабаган.

– Прощайте, – сказал Джон и встал. – Передайте привет вашей жене. И спасибо за кока-колу.

И он ушел. Снова пахло дымом, небо на западе было затянуто серой пеленой, потому что в Индонезии жгли леса, потому что они там работали на него, его подданные, сами не зная того, что платят ему дань. Повсюду в мире было так, повсюду мужчины и женщины вкалывали, потели, напрягались, выполняя опасную, тяжелую или просто скучную работу, и, даже не догадываясь об этом, изрядную часть времени работали на него, вносили свой вклад в рост его состояния, делали его все богаче и богаче, хотя он их не заставлял.

Ибо, как стало ему плачевно ясно сегодня утром, это были не только те его подданные, его крепостные, его рабы, которые сами имели долги. Машинерия денег работала гораздо тоньше, рафинированнее. Они с Марвином когда-то платили за квартиру мисс Пирсон, владелице дома, но в действительности она не оставляла эти деньги себе, она должна была отнести их в банк, чтобы расплатиться за ссуду, с помощью которой купила этот дом. «Капитальные затраты» – выражение, которое он видел во множестве калькуляций, совершенно не задумываясь о его смысле. Покупая что бы то ни было, каждый человек оплачивал и кредиты производителя. Гигантскую долю налогов, взыскиваемых с человека, поглощали проценты за долги государства. И все эти деньги в итоге, пройдя извилистый путь, оседали на его счетах. Ну, не все, но все большая и большая их часть. Самое большое состояние обладало в этой системе самой большой силой притяжения, было как магнит, который увеличивает свою силу за счет притянутых предметов. Как сказал когда-то Маккейн: однажды ему будет принадлежать весь мир.

Джон остановился, посмотрел на бухту и на ландшафт, такой райский на вид, но с запахом гари и отбросов. Не он ли сам, не его ли деньги, в конечном счете, виноваты в этом кризисе? Все было бы по-другому, если бы столетиями не накапливалось это гигантское состояние с его ненасытным голодом на проценты, не давило бы на все, как кошмар? Как Молох, которому весь мир должен был приносить жертвы, так что на удовлетворение потребностей людей и природы оставалось слишком мало?

И если все было так – а он должен был перепроверить, пересчитать, должен был как следует обдумать все это, пока не убедится, – то единственное, что он должен был сделать во исполнение пророчества – уничтожить это состояние?

Что за мысль?! Настолько парадоксальная, что звучала чуть ли не подкупающе убедительно.

Ничего удивительного, что Вакки так и дошли до такого решения. Уничтожить состояние означало бы снять с мира груз жадного до наживы, скаредного к процентам триллиона долларов. Так ли это? Таков ли был ответ?

Он представил себе обширную площадь, просторную равнину, в одной из пустынь на Западе США, скажем. Надо, чтобы туда была дорога. Наверняка соберутся ротозеи поглазеть. Триллион долларов в купюрах, сколько это будет грузовиков? Наверняка не один. Какое зрелище. Оно войдет в историю, как грузовики один за другим выгружают деньги, пачки долларовых банкнот, их сложат в костер, какого мир еще не видывал. Потребуется вооруженная охрана, конечно же. Он скажет короткую речь, объяснит то, что он узнал и почему деньги надо уничтожить, потом возьмет в руки факел и засунет его в изображения Бенджамина Франклина и Джорджа Вашингтона, а потом вместе со зрителями будет с жутким облегчением следить, как самое огромное в мире состояние превращается в дым и золу – пепел, который ветер еще долго будет разносить на мили вокруг…

154