Один триллион долларов - Страница 42

– Несомненно. – Альберто устало помешивал свой эспрессо. Его брат Грегорио с красными глазами выглядел таким же мрачным и невыспавшимся. Лицо Эдуардо опухло, будто он вообще не спал. Он сидел, молча опрокидывая чашку за чашкой.

И лишь патрон выглядел цветущим. Он, как обычно, рано ушел спать и с утра уже успел совершить прогулку.

– Но моя задача теперь, – продолжал Джон, разглядывая густую черную жидкость в своей чашке, – раздать деньги бедным, не так ли?

Мгновенно установилась тишина. Как будто он ляпнул постыдную глупость.

Джон поднял голову и широко раскрыл глаза.

– Так я понял. Или не так? Деньги предназначены не для меня, я должен как-то применить их. Устранить нужду. Бедность. Что-то вроде этого.

Патрон закрыл глаза, медленно вздохнул и снова открыл их.

– Это ваши деньги, Джон, – сказал он. – Они принадлежат вам. Без каких-либо условий.

– Вы можете делать с ними что хотите, – добавил Альберто.

– Но разве в завещании нет такой оговорки? Ведь я должен при помощи этих денег вернуть человечеству будущее?

– Это не оговорка, – поправил Кристофоро Вакки. – Это пророчество. Вы не должны – вы сделаете это. Разница, как между землей и небом.

– То есть я действительно могу взять себе все, если захочу?

– Вы полностью вольны распоряжаться ими. Можете их взять и хоть раздать бедным, если захотите.

– При этом спрашивается, – вставил Грегорио с кисловатой миной старшего преподавателя, – кого следует считать бедным?

До сих пор Джон исходил из того, что он является некой подставной, промежуточной фигурой для изначально как-то запланированного применения этого состояния.

– Ну, – сказал он, заикаясь, – все люди, которые голодают, их и можно назвать бедными, разве нет?

– Согласен, – Грегорио встал, подошел к книжному шкафу и достал оттуда объемистый том, судя по заголовку – статистический ежегодник. Полистал его и нашел нужное место: – Их около… 1,3 миллиарда человек. Сколько может получить от вас каждый из них?

– Приблизительно… – В уме не сосчитать. Он никогда не был силен в устном счете, а остаточный алкоголь полностью исключал такую возможность. Джон взял с одного из пультов для чтения карманный калькулятор и принялся давить на кнопки. – Один триллион разделить…

И осекся. Карманный калькулятор, как и большинство приборов такого рода, имели восьмизначный дисплей. А триллион состоял из тринадцати цифр. Другими словами, калькулятор не принимал такого числа.

Он и 1,3 миллиарда не мог принять.

Джон уставился на прибор, какой повсюду в мире можно купить за несколько долларов. Большинству людей его хватало для всего, что им приходилось подсчитывать. Даже мультимиллионеру его хватило бы. У Джона в голове не укладывалось, что он находится в зоне по другую сторону от остального мира.

– По 770 долларов, – сказал Грегорио, подсчитав на бумаге с карандашом. – По 769 долларов и 23 цента на каждого, но, с одной стороны, у вас сейчас немного больше одного триллиона, а с другой стороны, вы должны отнять затраты, связанные с распределением денег, так что точный подсчет здесь невозможен.

Джон смотрел на него с таким чувством, будто ему это снится.

– 770 долларов? На человека? – Джон не поверил, пересчитал. Все сошлось.

– Не густо, – подытожил Грегорио. – За год уйдет на одни завтраки, даже если продукты дешевые.

Неужто триллион долларов, самые большие деньги, какие когда-либо были у человека, в конечном счете такая маленькая сумма? У Джона закружилась голова. Ему пришлось прервать размышления на эту тему.

– Вы правы, – сказал он. – Наверное, это была не самая лучшая идея.

Патрон подвинул к нему серебряную корзиночку с печеньем.

– Если хотите принять от меня добрый совет, – сказал он с тонкой улыбкой, – то пока не думайте о том, как избавиться от этих денег. Сначала привыкнете к тому, что они есть.

* * *

Салон самолета, который Эдуардо зафрахтовал для поездки в Лондон, был выдержан в спокойных серых тонах. В салоне было семь кожаных сидений, стереоаппарат для CD и легчайшие наушники для каждого пассажира; ласковая стюардесса подавала кофе и прохладительные напитки. Они вылетели утром из частного аэропорта неподалеку от Флоренции – небольшого и уютного, как в добрые старые времена: никаких очередей к окошку регистрации, никакого важничающего наземного персонала и никакого зала вылета; просто вышли из машины, двинулись пешком по летному полю к самолету и поздоровались с пилотами за руку. И когда они втроем – Джон, Эдуардо и Марко – уютно устроились и самолет взлетел, никто не утомлял их лекциями про кислородные маски и надувные жилеты.

– Тебе нужны костюмы, сшитые по твоей мерке, – решил Эдуардо накануне. – Лучшие в мире.

Несмотря на то, что его фотографии уже несколько недель мелькали в мировой прессе, никто не обратил на них внимания, когда после полудня они неторопливо фланировали по улице Сэвил Роу. Элитная лондонская миля портновского искусства оказалась грубо мощенной, с облупленными кое-где фасадами, а мусорные мешки на углах некоторых домов делали улицу похожей на многие другие в этой части Лондона.

Правда, флаги – государственный и рекламные местных фирм – висели над тротуаром чаще, чем где бы то ни было, и входных порталов с угловатыми мраморными колоннами тоже было больше обычного.

Марко следовал за ними на тактичной дистанции, пока они изучали витрины таких фирм, как Henry Pool & Co., Gieves & Hawkes, J.Dege & sons или Kilgour, French & Stanbury, в которых на безголовых манекенах были выставлены костюмы сдержанного покроя и скромных цветов. В конце концов они остановились перед одним фасадом. Над широкими окнами красовались золотые буквы имен Anderson & Sheppard.