Джон отложил салфетку в сторону, посмотрел на гостей и снова почувствовал, что у него крутит в животе, отчего он уже несколько ночей плохо спал. Он надеялся, что со стороны выглядит не таким беспомощным, каким ощущает себя. Свою речь он репетировал раз сто – перед зеркалом и перед видеокамерой, пока не счел, что сможет высказаться довольно непринужденно – так, будто вовсе и не репетировал сто раз. Лишь бы удался переход.
– На это бы я не отважился, – попытался он пошутить, но никто не засмеялся. Дальше он начал по-заученному: – Я искал случая уточнить некоторые моменты, касающиеся моей фирмы. Fontanelli Enterprises принято рассматривать в печати как вложение большого состояния с целью получения прибыли. – Джон сделал легкое движение рукой, напоминая окружающим, где они находятся. – Но вы согласитесь со мной, что иметь еще больше денег – вероятно, последнее, в чем я нуждаюсь.
«Единственное, что вы должны умолчать при них, – это то, что мы якобы стремимся к мировому господству, – предупреждал его Маккейн. – Держитесь скромно».
– Я знаю людей, о которых можно сказать то же самое, – вставила мисс Хольден. – Но они все равно не останавливаются. Я как-то спросила одного из них, почему он хочет заработать все больше и больше денег, хоть уже и не нуждается в них. Он ответил: «Я делаю это не потому, что нуждаюсь, а потому, что я это могу».
– Но я-то этого не могу! – спонтанно вырвалось у Джона. Он прокашлялся. – То есть я имею в виду, никто про меня не скажет, что я прирожденный бизнесмен.
– Но вы быстро обучаетесь, – заметил Дэвид Моди. – Вы инвестируете с толком и по всему миру. Я думаю, вы ничего не купили только в Ираке и в Северной Корее, а единственная страна, где у вас нет представительства, это Антарктида.
– У меня сметливые сотрудники. Кроме того, такое большое состояние невозможно вложить в одну-единственную страну или даже в один-единственный континент, не захватив при этом монополии.
– А то и в одну-единственную планету, – пошутил Алан Смит.
Джону стало жарко. Издатель Sun, сам того не подозревая, попал в точку.
– Я ощущаю свое состояние в первую очередь как обязанность, – медленно произнес Джон. – Я не хочу с его помощью заработать еще больше денег, я хочу, чтобы оно послужило людям…
– Значит, – вставил лорд Робурн, – вам не дает покоя прорицание вашего предка.
– Почему бы вам тогда просто не раздать деньги бедным? – спросил Смит. – Хотя бы часть их.
Джон посмотрел на него.
– Потому что этим, как я думаю, на самом деле никому не послужишь.
– Бездомный под мостом Темзы посмотрел бы на это иначе.
– Он бы ошибся. – Джон сам был поражен тем, с какой определенностью слова слетают у него с языка, и еще более поразился, увидев, что это подействовало. Алан Смит смолк и кивнул, как будто всерьез взвесил это и признал правоту Джона. Больше никто не перехватил слово, и Джон вернулся к своей заготовленной речи. У него вдруг появилось чувство, что теперь он сможет ее завершить, не умерев прежде того. – Вот что я хотел сказать: главное, на что я обращаю внимание, – это защита окружающей среды. Мы как раз заняты сейчас тем, что вводим директиву природозащиты, она будет обязательна повсюду в концерне, даже в странах и ситуациях, где это принесет нам убыток. Вы, может быть, уже слышали о наших усилиях сделать перевозку сырой нефти более защищенной. Это стоит денег, но я хочу сделать что могу, чтобы с судном, которое идет по моему заданию, не произошло того, что было с Sea Emperess. Сейчас мы проводим мероприятия, которые можно быстро реализовать – всеобщее внедрение экологичной бумаги для нужд управления, например, раздельный мусор и рециклинг. Отказ от газообразного топлива, которое наносит ущерб озоновому слою, и так далее. К сожалению, как правило, это меры скорее символического значения. Затем мы запустим далеко идущие проекты, которые, например, касаются экологичного состава продуктов, деталей обработки и так далее. Но у нас есть и более честолюбивые планы. Только, – сказал Джон и посмотрел на премьер-министра, – тут нам потребуется помощь политиков.
Мейджор удивленно раскрыл глаза, а может, просто так показалось через его большие очки.
– А я все спрашивал себя, зачем меня пригласили, – сухо сказал он.
Джон набрал побольше воздуха. Дрожь в животе все не унималась. Продолжать, не сбиваться!
– Группа Фонтанелли в будущем, как мне кажется, будет играть в мировой экономике значительную роль. Это побуждает меня инициировать некоторые хозяйственно-политические изменения, которые, я думаю, в долгосрочной перспективе пойдут во благо людям. Я поддержал бы соответствующую политику, даже неся убытки, в надежде, что Fontanelli Enterprises подаст пример, которому последуют и другие.
Он посмотрел в растерянные лица.
Алан Смит, сидящий на нижнем конце стола, схватился за свой бокал, и до Джона донеслось его бормотание:
– Ну, сейчас будет…
Лицо премьер-министра закаменело.
– Я рад слышать о вашей готовности к сотрудничеству, – сказал он абсолютно безрадостным тоном. – Но, тем не менее, я должен напомнить, что в демократической стране корректный путь достижения политических изменений должен вестись через парламент, а не через частные договоренности за ужином.
Виктория Хольден подалась вперед, жемчуг ее ожерелья невзначай со звоном царапнул по ее тарелке.
– Мистер Фонтанелли, не объясните ли вы нам, какие конкретно хозяйственно-политические изменения вы имели в виду?
Джон благодарно взглянул на нее. «Мисс Хольден, невзирая на ее почти восемьдесят лет, будет за вашим столом представителем самой открытой и передовой мысли, – предвидел Маккейн. – И то, что она скажет, будет иметь больший вес, чем можно предположить по тиражам ее газеты».