Один триллион долларов - Страница 106

106

– Как я уже сказал, я новичок в мире бизнеса, – объяснил он, обращаясь к ней и к остальным. – Может, поэтому для меня удивительны многие вещи, с которыми другие, выросшие в этом мире, свыклись. Например, я задаюсь вопросом, как может быть выгодно везти в Марокко североморских крабов? Как может быть, чтобы яблоки из Новой Зеландии стоили дешевле местных? – Теперь он снова попал в фарватер своей речи и, наконец, в ту ее часть, где мог говорить искренне. – Или более общий вопрос: как самое вредное для окружающей среды может быть экономически самым выгодным? Только если цена, которую предприятие платит за что-то, в данном случае за перевозку, не соответствует действительной стоимости. Если бы все стоило столько, на сколько оно обременяет экологию, не было бы природозащитных проблем. Потому что мы, люди, наловчились избегать расходов. В этом мы все находчивы. История индустриализации – единственная история понижения стоимости предметов первой необходимости. Почему бы не направить нашу изобретательность в сторону долговременного рационирования Земли? Почему мы не настаиваем на том, чтобы фактор природоущерба учитывался во всех калькуляциях? Почему мы не сделаем так, чтобы урон, наносимый природе, просто стоил денег?

Бесконечно долгая секунда была такой тихой, будто он сказал что-то постыдное.

– Если вы увеличите стоимость перевозки, вы свернете шею мировой торговле, – наконец сказал Дэвид Моди и откинулся на спинку стула. – Хозяйство зависит от хороших транспортных условий.

Это возражение можно было предвидеть. Он и сам пришел к нему, когда они с Маккейном прорабатывали свои соображения.

– Дело не просто в стоимости перевозки. Экономика стала такой, какова она есть, потому что транспортировка была дешевой. А не наоборот. Мне уже ясно, что внедрение моего предложения будет иметь весомые последствия. Я не говорю, что это должно произойти единым махом. Но это должно произойти.

– Ваше предложение означает, – подытожил Смит, – например, вычеркивание дотаций для горнодобывающей промышленности и, наоборот, введение изрядного налога на уголь. Так? Но результатом стали бы тысячи безработных.

– Если некуда деться, придется на это пойти, – сказал Джон.

Премьер-министр ничего не сказал, но был явно невесел. Он смотрел прямо перед собой и, казалось, хотел поскорее очутиться где-то в другом месте.

В наступившем молчании подали следующее блюдо – лососевый паштет под рислинговым соусом. «Ничего себе, подходящая обстановка для разговора о нуждах мира», – думал Джон, глядя на причудливо декорированную тарелку, которую опытная рука ловко поставила перед ним.

– По-моему, мистер Фонтанелли прав, – взял слово лорд Робурн. Он вооружился вилкой и ножом для рыбы. – Мы здесь все свои, мы достаточно интеллигентные люди, и нам не надо притворяться. Если посмотреть на хозяйственный процесс, мы обнаружим, что можно провести границу, на которой что-то отнимается у природы – сырье, природный продукт, – и другую границу, где природе что-то снова отдается – как правило, отходы. Все, что происходит между этими двумя границами, так сказать, внутреннее дело людей. Экологические проблемы создает существование обеих этих границ. Мы пользуемся ресурсами, которые не безграничны, а то, что мы отдаем, тоже не может быть воспринято в неограниченном объеме. Это все давно знают, но это знание не влечет за собой никаких последствий. Предложение мистера Фонтанелли затрагивает самую сердцевину проблемы: до тех пор, пока ущерб, наносимый природе, не сказывается на экономике финансово отрицательно, а охрана природы – финансово положительно, невозможно действовать соответственно. Я намеренно говорю невозможно. Тем не менее многие идеалисты все время ждут, что хозяйство начнет действовать неэкономично. Правила игры не принимают во внимание окружающую среду. Но мы можем изменить правила игры. В этом нет ничего особенного; мы постоянно делаем это. Мы изменяем банковское право, биржевое право, налоговое право, принципы страхования – все это есть правила игры для экономических процессов. Так же просто мы можем ввести правила игры, что нагрузка на окружающую среду будет стоить денег. И тогда то, к чему мы долго и тщетно апеллировали морально, произойдет само собой, просто через динамику рыночных сил. И действовать нужно только так. Другого пути нет.

Дэвид Моди, начав во время речи Робурна отрицательно мотать головой, так и не мог остановиться.

– Все это, без сомнения, задумано во благо, – сказал он, – хоть и не оригинально. Тот же призыв к государственному контролю. Но фактически окружающая среда страдает меньше в тех странах, где правит свободный рынок, тогда как в странах бывшего планового хозяйства она разрушена.

Робурн подался вперед и нацелил кончик своего ножа на американца.

– Правила игры – это не то же самое, что плановое хозяйство, вы это хорошо знаете, мистер Моди. Государство должно устанавливать правила игры. Для того оно и существует. Ваш свободный рынок не функционировал бы без правил игры, установленных государством, – мы говорим о таких вещах, как закон об акционерных обществах, государственный контроль над банками, договорное право и так далее. И в государствах, которые не в состоянии добиться соблюдения правил игры, ваш свободный рынок тоже нежизнеспособен. Именно на отсутствие знаменитых рамочных условий жалуются, когда объясняют, почему не хотят инвестировать в Россию.

Джону казалось, что он должен что-то сказать, чтобы их взаимная враждебность не разрасталась.

106