Спускаться в «Казино» они позволяли себе, только когда принимали важных гостей. А в остальное время возвращались к своим привычкам, и в обеденный перерыв для них накрывали небольшую закуску прямо в конференц-зале.
– Вам ведь ясно, что денег в действительности не становится больше? – спросил Джон в один из таких моментов.
Маккейн жевал, глядя на него:
– Что вы имеете в виду?
– Ведь как говорят: несите деньги в банк, чтобы они приносили проценты. Но если я положу деньги на счет, то проценты, которые я за них получу, возьмут у других людей. Которые должны их заработать. – Джон в нескольких словах обрисовал познания, полученные на Панглаване, не вдаваясь в подробности и не упоминая о том, какой шок он испытал при этом открытии: ему просто было стыдно, что эти взаимосвязи не были для него очевидны – как будто он все еще верил в Деда Мороза и только теперь обнаружил, что подарки на самом деле покупают родители.
– Именно так, – подтвердил Маккейн. – Инвестировать деньги означает давать их взаймы. И тот, кому вы их ссужаете, должен скопить плату за ссуду.
– Почему же мы продолжаем дурить людей? Я заглядывал в наши банковские проспекты – все тот же вздор. «Пусть ваши деньги работают на вас».
– Мы говорим это потому, что люди охотно верят в сказки. А пока они верят в сказки, они не особенно интересуются действительностью, – объяснил Маккейн. – На самом деле деньги не что иное, как вспомогательное средство, чтобы урегулировать две вещи, элементарно важные для сожительства людей: во-первых, кто что должен делать, а во-вторых, кто что получит. Когда два человека что-то делают вдвоем, в принципе речь идет о том же: каждый хочет заставить другого делать то-то и то-то. И то, чего хочешь от другого, по большей части примитивно: Дай мне! Дай мне часть добычи. Дай мне секс! Дай мне то, что есть у тебя! Так мы, люди, устроены, а поскольку деньги придумали мы, они отражают нашу природу, а как же иначе? – Маккейн сделал широкий жест вилкой. – Но это звучит очень непривлекательно, надо признаться. Такую правду не хочет знать никто. Поверьте мне, люди предпочитают слышать сказки.
Постепенно Урсула научилась узнавать кое-кого из прислуги. У официанта по имени Ланс, который накрывал завтрак, была болезненно-бледная кожа и обгрызенные ногти, говорил он мало, в основном вообще ничего не говорил. Франциска, одна из горничных, едва осмеливалась поднимать глаза и казалась всегда печальной, но свои обязанности выполняла с полной отдачей. А шофера с волосатыми руками, который возил ее в город за покупками, звали Иннис. Во время поездки с ним нужно было либо говорить, либо поднимать разделительное стекло, потому что, если его рот ничем не был занят, он насвистывал мелодии, искаженные до неузнаваемости.
Джон дал ей золотую кредитную карточку, выписанную на ее имя, лимита которой по нормальным масштабам хватило бы на всю жизнь, не то что на один месяц, но Урсула обходилась с ней очень бережливо. Большую часть времени она просто слонялась, смотрела на людей – что они покупают – и пыталась забыть о присутствии двух широкоплечих мужчин, не отстающих от нее ни на шаг, – разумеется, на деликатном расстоянии. Однажды к ней подошел пьяный и стал грубо приставать – на диалекте, который Урсула едва понимала: видимо, он хотел денег, и тут как из-под земли слева и справа от него выросли охранники и… ну, в общем, быстро устранили его, незаметно и эффективно.
После этого случая она так задумалась, что уже не могла сосредоточиться на предлагаемых духах, модельных платьях и украшениях и вскоре попросила отвезти ее домой.
В один из таких выездов в город она порылась в книжном магазине и наконец отыскала большой иллюстрированный том о Средневековье, в котором был портрет Якоба Фуггера Богатого, написанный Альбрехтом Дюрером. Репродукция была очень качественной печати. Она купила этот том, вырезала из него портрет, изображающий мужчину, одетого в черное, без всяких украшений, с живым взглядом, велела вставить в рамку в багетной мастерской и повесила в спальне на видное место.
– Что, решила основать галерею предков? – удивился вечером Джон.
Урсула отрицательно покачала головой:
– Это для напоминания.
– Для напоминания? О чем? О Якобе Фуггере?
– О том, что он всю свою жизнь был заправилой. Что он прилагал все силы к тому, чтобы заставить людей действовать в его целях.
Джон посмотрел на нее. В его глазах вспыхнула злость, когда он понял.
– У тебя оригинальный способ испортить хороший вечер, – недовольно прорычал он и отвернулся.
Джон велел принести ему из бухгалтерии основные отчеты, подробно изучал их, вникал в суть и не останавливался перед тем, чтобы вызвать к себе ответственных лиц и потребовать разъяснений в том, чего не понимал. Оставшись один, доставал книги по экономике, которые держал в письменном столе, и только когда и они ему не помогали, шел к Маккейну.
Однажды он ворвался к нему с вопросом:
– С каких пор мы владеем акциями фирм вооружения?
– Что-что? – Маккейн поднял голову. – Ах, это. Да ничего значительного. Припаркованные деньги.
Джон помахал бумагами:
– Это миллиарды. Вложенные в производство автоматического оружия, бронебойных снарядов и взрывчатки всех видов.
– Мы знаем о предстоящем большом заказе из арабских стран. Мы получим прибыль на росте курса. – Маккейн поднял руки, как бы сдаваясь. – Это все делается через подставное лицо, и он потом переведет это в акции генной техники. Мы должны действовать осторожно, иначе только зря взвинтим курс.