Один триллион долларов - Страница 78

– Вы находите уместным разрешить доступ к этим документам журналистке?

– Да, – сказал патрон. – Я нахожу это уместным.

– Разве для этого не требовалось моего согласия?

– Я сожалею, Джон, нет. Архив – это наша собственность, собственность семьи Вакки. И ее заслуга. И совершенно естественно, что мы приложим усилия для признания этой заслуги.

* * *

Какой надутый индюк. Урсула Фален оглядела Фонтанелли с головы до ног. Совершенно явно он был о себе лучшего мнения. Ну еще бы, ведь он избранный, инструмент в руке Божией, считай, мессия. Довольно загорелый, стройный, почти худой и одет настолько же хорошо, насколько и дорого. Но лицо – дюжинное. Никто бы на улице даже внимания на него не обратил – без всего этого антуража. Эротика, которую он излучает, скорее всего эротика денег.

В дверном проеме стоял триллион долларов. Полная бессмыслица. На примере этой истории лишний раз видно, на какие достижения способны люди, подвигнутые видением, пророчеством, непременной верой – и насколько жалкими могут быть пророчества, даже если они возникли из Богом посланного сна.

Но старый адвокат, казалось, был на ее стороне. И принадлежность документов была однозначно ясной. Она не отступится от всего этого, тем более из-за плохого настроения выскочки с дурными манерами. Такое попадает в руки только раз в жизни. Она выросла в реально существующем социализме ГДР, будучи внучкой известного нациста, что отлучало ее от общественной жизни, от членства в союзе «Свободная немецкая молодежь», равно как и от учебы в университете. Но потом государство, не подпускавшее ее к изучению истории, рухнуло, и она смогла, пусть и с опозданием, заняться тем, что ей нравилось. Нет, она никому не даст себя запугать.

* * *

В четверг на следующей неделе в Германии вышел «Штерн» со статьей Урсулы Фален, и тираж журнала стал вторым по величине за всю историю его существования. На следующий день статья была перепечатана практически во всех значительных газетах по всему миру, и еще спустя месяцы на счет Урсулы Фален продолжали поступать отчисления за использование ее авторских прав в такой непривычной валюте, как таиландские баты или вьетнамские донги, и из таких экзотических стран, как Науру или Буркина-Фасо. Один только сделанный ею снимок завещания принес ей столько денег, что она смогла выплатить ссуду, взятую на учебу.

* * *

Ночь была темнее, чем обычно. Ни звезд, ни луны, и шум волн походил на хриплое дыхание смертельно раненного великана.

– Вам пора действовать, – сказал низкий голос из телефонной трубки. – Больше вы не можете ждать и надеяться, что Божье вдохновение укажет вам дорогу.

Джон смотрел на зачитанную и затрепанную Corriere della Sera, перепечатавшую статью из «Штерн», в которой превозносились заслуги Вакки в сохранении и приумножении состояния. Он, наследник, выставлялся там как недалекий, невежественный бездельник, не имеющий цели и не заслуживающий усилий, потраченных на него целыми поколениями интеллигентных, верных Вакки.

– Вам нужна помощь, – настаивал на своем незнакомец. – И никто, кроме меня, вам ее не окажет, поверьте мне. Пора уже нам встретиться.

– Ну, хорошо, – сказал Джон. – Ваша взяла. Скажите, где и как.

– Прилетайте в Лондон. Только без шумихи, пожалуйста. Обыкновенным линейным рейсом. Вы один.

Джон издал звук – полувздох, полусмех.

– Один? Как вы себе это представляете? Я вас не знаю. Вы можете оказаться и маньяком-убийцей, и опытным похитителем.

– Ваши охранники, разумеется, могут вас сопровождать. Я только хочу сказать, что в Лондоне я не покажусь вам на глаза, если при вас будет кто-нибудь из Вакки или если пресса что-нибудь пронюхает.

– Договорились, – сказал Джон. Разумно ли это было с его стороны? Это станет ясно только потом. Но чем уж он рискует? Полет на самолете, потерянный день. Пока он не знает, как действовать дальше, любой день так и так потерян.

– Хорошо. Возьмите чем записать, я вам скажу номера рейсов, одним из которых вы должны прилететь.

На следующее утро Джон и Марко вместе полетели из Флоренции в Рим, а оттуда в Лондон.

18

Когда они с Марко вышли в лондонском аэропорту Хитроу, Джон заметил, что нервничает. Он снял маскировочные очки с простыми стеклами, которые Марко выдал ему из своего арсенала, и сунул их в нагрудный карман. Пока они скользили по бесчисленным движущимся дорожкам, он высматривал в толпе лица, выискивающие кого-то среди прибывших, но это был аэропорт, и тут все встречающие кого-то выискивали.

Мужчина, оказавшийся прямо перед ним, протянул ему руку и голосом, который Джон тотчас узнал, произнес:

– Мистер Фонтанелли? – Он был на полголовы выше Джона, навскидку лет пятидесяти, с густыми темными волосами и выправкой боксера. – Меня зовут Маккейн. Малькольм Маккейн.

Они пожали друг другу руки, и Джон представил ему Марко.

– Мой телохранитель, Марко Бенетти.

Маккейн был слегка удивлен, услышав фамилию телохранителя, но пожал руку и ему.

– Идемте, моя машина здесь. Поговорим по дороге в мой офис.

Он зашагал впереди в темпе, который Джон едва способен был держать, не переходя на бег, и большинство людей инстинктивно расступались перед ними, давая дорогу трем рвущимся вперед мужчинам. Перед главным входом, в месте, абсолютно запрещенном для парковки, стоял «Ягуар». Маккейн открыл машину, сорвал из-под дворника квитанцию на штраф, смял ее и пренебрежительно бросил под ноги.

Вел машину он сам. Джон наблюдал за ним – незаметно, как он надеялся. Маккейн был в дорогом костюме, но, несмотря на это, казался одетым небрежно, почти неряшливо. Как будто подчинялся кодексу одежды, но ни во что ее не ставил. Галстук был завязан неаккуратно, рубашка сбилась складками и вылезла из брюк; только туфли блестели, как новенькие.