Потом передо мной развернулась моя собственная жизнь, и я узнал, для чего Бог предназначил меня. Я видел, что покинул монастырь и поступил в учение к купцу, который хорошо меня подготовил, дал образование и сделал меня своим партнером. Я видел себя торговцем и купцом, который ездит в Венецию и Рим, видел выгодные дела и те, которых я на свое счастье избежал, и видел, как я стал благополучным и богатым. В этом сне я увидел даже жену, которая была мне предназначена, и все впоследствии оказалось так, как я увидел. Я видел, что у меня будет шесть сыновей и счастливая жизнь, на зависть многим, но я увидел и печальное мгновение, про которое потом не забывал все последовавшие затем годы, – когда мне пришлось отнести в могилу мою любимую жену, и поскольку это теперь сбылось, я знаю, что наступило время исполнить план Провидения. И я делаю это моим заявлением.
Я передаю все мое состояние Микеланджело Вакки на его попечение, чтобы он его сохранял и через ссуды и начисление процентов посильно приумножал, но я предназначаю мое состояние не в его собственность, а в сохранение и приумножение с тем, чтобы оно было передано некогда тому, кто будет назван в день 23 апреля 1995 года, младшему живущему потомку моего рода, мужского пола, ибо он предназначен вернуть людям утраченное будущее, и он сделает это с помощью этого состояния. Поскольку я родился вне брака, я назначаю, что к моим потомкам должны причисляться и внебрачные дети наравне с рожденными в браке, только на приемных детей это не распространяется. В моем сне я видел, что Микеланджело Вакки, хотя он сейчас в это не может поверить, будет иметь детей и его линия не угаснет за пятьсот лет, а исполнит долг. Его семья может получить тысячную часть десятины состояния и все мои рукописи. Но этот документ и это намерение должно оставаться в тайне вплоть до названного дня».
– «…Оставаться в тайне вплоть до названного дня, – завершила Урсула Фален чтение завещания. – Отдано в лето Господне 1525». Подписи Фонтанелли и свидетелей. – Она подняла взгляд на мягко улыбающееся лицо старика. – Это просто невероятно!
И это было еще очень осторожное выражение. Весь этот архив с точки зрения историка был сенсацией. Архив, тщательно собираемый и сберегаемый пятьсот лет для того, чтобы быть раскрытым и оцененным в наше время!
Одни только счетоводные книги представляли собой целые раскопки информации о старых валютах, сроках их действия и покупательной способности. Она видела там пометки, в которых Вакки комментировали события тогдашней мировой политики, чтобы обосновать, почему они решили перевести часть состояния из одного района в другой. Дневник, который непрерывно велся в течение пятисот лет – о событиях финансовой и экономической политики в Европе и в мире, – вот что было скрыто в этих переплетенных в кожу, пронумерованных томах.
Тут было куда больше материала, чем требовалось для ее магистерской работы. Она приложит все силы к тому, чтобы написать здесь свою диссертацию. Как минимум. Это была такая находка, которой можно было посвятить всю свою научную жизнь.
Ах да, и еще эта статья для «Штерн»…
– Вы думаете, с этим можно что-то сделать? – спросил Кристофоро Вакки.
Урсула бессильно рассмеялась.
– Вы еще спрашиваете! Я… ну что я могу сказать? Уму непостижимо. Можно ли с этим что-то сделать? Что за вопрос! Если я ничего не смогу с этим сделать, то я выбрала себе не ту профессию.
Взрыв не испугал бы ее больше, чем сухое покашливание за ее спиной.
– Можно спросить, что именно вы хотите из этого сделать? – спросил нетерпеливый голос.
У Джона было какое-то иррациональное чувство, что эта женщина охотится за его деньгами. Она была стройная и грациозная, волосы обрамляли ее неброское, гладкое лицо с большими глазами, темными, как агат. Тихий, темный ангел на первый взгляд, но было в ней еще что-то, что заставляло его дрожать, ввергало его в страх, безымянный, неизбывный страх.
Она прижала к груди ладонь – тонкую, изящную кисть, – и грудь вздымалась и опускалась в учащенном дыхании, она была волнующей формы, сквозь блузку проступали соски. Она была явно напугана.
Она издала восклицание по-немецки – наверное, от испуга, потом взяла себя в руки и ответила по-английски:
– Я проведу научное исследование, то есть, я буду писать для исторических научных журналов, может, даже книгу. И еще статью для немецкого иллюстрированного журнала. Рада с вами познакомиться, мистер Фонтанелли. Но впредь я бы хотела, чтобы вы все-таки стучались перед тем как войти.
Почему эта женщина так его взволновала?
– Статью? Что за статью?
– Об историческом фоне возникновения вашего состояния, – ответила она с холодной определенностью. – Кроме тех дурацких сведений о процентах и процентах на проценты, СМИ не привели ни одного достоверного факта.
– Я не думаю, что это будет уместно.
– Почему? У вас есть что скрывать?
Джон почувствовал импульс ярости и с трудом подавил его. Он повернулся к патрону, который, казалось, не очень был удивлен его внезапным появлением:
– Почему вы ничего мне не сказали?
Кристофоро Вакки удивленно поднял брови:
– О, рано или поздно я бы, разумеется, представил вас друг другу. Синьора Фален, это Джон Фонтанелли, наследник, о котором говорится в завещании, и мой племянник Эдуардо. Джон, позвольте вам представить мисс Урсулу Фален, студентку исторического факультета из Германии и по совместительству журналистку.
Джон кивнул так коротко, как мог.